Если у кое-кого не задался день с утреца, то Каэтано оказался абсолютным счастливчиком, у которого уже второй день подряд был сплошной незадачей и еще тем грандиозным коллапсом. От неприятного соседства избавиться не удалось, поскольку, увы, лишних комнат не оказалось, а смертников, желающих жить в одной комнате с фон Гессом, и подавно. По крайней мере, за краткое время утром, юноша их не нашел... да и не сильно горел желанием искать, поскольку прекрасно умел разбираться во взглядах, обращенных на него, особенно в неприязненных взглядах.
Так что праздник Арист-Эйгла, который в столице всегда был шумным и веселым, и даже во время войны студентам позволялось балагурить, в академии явно не состоится. По крайней мере, для одного полукровки.
Первыми занятиями были, как ни странно, вводные лекции по истории и тактике, а потому юноша просто изнывал от желания куда-то деть свою энергию, после долгих минут над тетрадями, споро заполняемыми первыми записями летящим почерком.
На занятиях юноша сидел в последнем ряду, занимая стратегически-важное место у прохода. При первых перекличках старался запомнить имена и фамилии однокашников, но за два раза это удалось сделать разве что его дядюшке, славящемуся феноменальной памятью. Когда называли его имя-фамилию, приходилось вставать, с вызовом наблюдая, как по аудиториям разносится волна шепотков... колвенийцев ныне не любили нигде. Даже если половина крови была имперской, не раз за эту самую Империю проливаемая.
Так что, когда, сверившись с расписанием, Кай осознал, что сейчас у них намечается обед, юноше не составило особого труда найти столовую и занять один из столов, сев на лавку, спиной к стене (привычка). Нехитрый обед из супа да какой-то каши, в которой даже угадываются кусочки мяса - многие, как слышалось, воротили носы, но вон Фаррадо прекрасно понимал, что тем, кто сейчас на фронте, иной раз и такого не перепадает. Сидел себе и ел, стараясь убедить себя, что не слышит шепотков и ропота вокруг.
Напротив кто-то уселся и юноша поднял взгляд от тарелки, опуская руку с ложкой. Удивленно вскинул темные брови, рассматривая соседа по столу - темноволосый, смуглый, светлоглазый, в нелепом шарфе, которыми, обычно, предпочитали пользоваться как раз таки южане, укрываясь от солнца и ветра с песком.
- Ну надо же. - Тихонько буркнув, почти-приязненно дернул уголками рта, в улыбке. И тут, в который раз, послышалось уже набившее оскомину "морровы колвенийцы!"
Струна нервов опять лопнула. И юноша взвился на ноги, безошибочно выискивая взглядом говорившего.
- Если тебя, дерьма кусок, запихнули в академию благодаря толстому кошельку или мягкой заднице, то это твои проблемы, что ты не удосужился прочесть правила, касающиеся поступления. Учиться здесь может лишь имперец; и следующему остроязыкому придурку, который откроет рот в мою сторону, я этот самый рот смещу на затылок, свернув шею!

Новое место, новые хлопоты, а если участь дурной нрав своего скакуна и какую-то излишнюю нервозность местных конюхов, то хлопот на вечер Полю хватило. Сначала пришлось отлавливать сбежавшего из конюшни жеребца, потом уговаривать эту скотину не жрать конюхов, а тех не шарахаться от жеребца, нервируя его еще больше. Инфант плохо переносит конюшни, точнее плохо переносит чужие конюшни, в конюшнях цитадели он ведет себя вполне прилично. Поль был уверен, что он пообвыкнется и сменит гнев на милость, но пока пришлось все делать самому.
В комнату под номером «7» - это становится уже не смешно – он вошел вымотанным и покусанным своим же конем. Бросил седло и сбрую на пол рядом с седельными сумками и рухнул на кровать. Сон навалился почти сразу.
Утром сидел на кровати, расчесывая волосы и созерцая темно-медную макушку соседа, торчащую из-под одеяла, который видимо появился у него уже после того как Поль уснул. Снова придется привыкать к чужому человеку рядом. В гимназии это воспринималось как-то по-другому, более спокойно, что ли. С другой стороны в казарме, где размещался конный полк, было десять человек, а тут всего один. Не страшно. Он переживет, главное, чтобы сволочью не оказался. 
Первым занятием оказалась математика, на которой Поль больше пялился в окно, нежели слушал преподавателя. Сесть у окна было идеальным решением, потому что из окна был виден парк и Поль придавался мечтам о том, что неплохо было бы в этом парке прогулять Инфанта. Жеребцу бы понравилось, да и сам Поль с удовольствием сменил бы род занятий, но… математика.
Следующим предметом была стрельба, поэтому вся кавалерия пятого курса с гиканьем, ничуть не хуже чем их кони понеслась в тир. Там было интересней, ведь стрелять Поль любит, а посоревноваться в меткости с сокурсниками оказалось еще и забавным. Даже чистка оружия до и после стрельбы не испортила впечатления от урока.
На обед шли все той же гикающей толпой, только в столовой Поль немного замешкался на раздаче и места с сокурсниками, увы, не нашлось. За ближайшим столом был свободный стул и Поль ничтоже сумняшеся плюхнулся на него, одарив лучезарной улыбкой случайных соседей. Несмотря на кислый запах исходящий от супа, Поль накинулся на еду, которая оказалась вполне себе ничего – в походе и не такое ели, ведь полк зачастую стоял в чистом поле, и там уже приходилось терпеть стряпню своих же товарищей, а гениев кулинарии среди них не было. Диалог за столом завязался сразу. К удивлению Поля стрелки тоже оказались любителями лошадей и, конечно же, охоты, так что на общих темах и кабацких шуточках обед пошел своим чередом. Появление в столовой конценийцев не осталось незамеченным, и Поль пристально следил за тем как сначала один, а спустя несколько минут и второй юноша прошли к раздаче и уселись за один столик. Теперь разговоры за столом перешли с веселья на откровенную неприязнь.
« Морровы колвенийцы» - всколыхнуло странную неприязнь, появившуюся у парня к этим южным соседям империи ввиду обострившегося конфликта двух государств. 
Дома о Колвейне старались не говорить, хотя звуки войны доносились туда все чаще и чаще. Отец ходил чернее тучи, устраивал совещания с офицерами в своем кабинете, гонял солдат по плацу, и как-то тяжело и долго смотрел вслед удаляющемуся полку, когда Поль вошел в ряды конников. Полк обходил границы владений вон Дортов и Олофов, патрулировал земли. Колвенийцев Поль видел всего раз, когда их в клетке везли на допрос в цитадель, а конница сопровождала телегу с пленными и охраняла ее. Полю даже стало их немного жаль, ведь он прекрасно понимал, что конценийцы станут новыми игрушками в руках отца и учебными пособиями для Аля.
Поль отложил ложку. Сидевший за его столом стрелок высказался в адрес парочки, которая сидела  через несколько столов от них несколько громче, чем следовало, явно желая задеть тех. Он глянул в ту сторону и рассмотрел конценийца, который вскочил на ноги. Рука невольно потянулась за клинком, но не обнаружила его - привык быть при оружии. Зато острота, пущенная в адрес колвенийцев, пришлась Полю по душе, особенно в контексте последней рассказанной за столом шутки и его звонкий смех вплелся во взрыв хохота за столом. Колвенийцы же похоже не оценили шутки и второй юноша оказался на ногах. Поль хрюкнул, когда у того сорвался голос.
- Не приставайте к детям, мой друг – бросил Поль, когда стрелок закончил свой выпад и запустил в колвенийца кашей. – И не советую переводить продукты, еда тут не так уж плоха. – Все это было сказано с ехидной полуулыбкой.
Но того явно несло дальше и Поль видел как колвениец сдерживается из последних сил. В голову толкнулась странная мысль: «Интересно, а Аля бы они тоже девкой обозвали? Едва ли, Аль ведь вон Дорт до кончиков белых патл и тут бы они поостереглись»
- Убийство офицера в военное время карается смертью – Поль видел, что мальчишку буквально трясет от злости. – Не думаю, что ваша семья будет рада вашей смерти, а все здесь свидетели – Поль обвел рукой затихшую столовую, - что вы угрожали, надо вам это?  - Не хотелось начинать первый день с потасовки.

Утро начиналось просто прекрасно. Как и всегда: ледяная вода, разминка в парке – даже народу практически не было, что просто не могло не радовать. Какой ещё дурак проводил утро первого учебного дня, занимаясь ежедневными ритуалами? Большинство кадетов, особенно пятикурсники, и вовсе просыпались с трудом на завтрак, стараясь едва-едва успеть на все лекции, а ещё и поесть нужно было. Уже третий год дер Рихтер наблюдал за всей суетой 1 октября с лёгкой ухмылкой. Так и теперь. На первое задание умудрились опоздать даже третьи курсы, которые уже в который раз начинали учебный год. Что же можно было сказать о пятикурсниках? Они бегали и суетились, искали кабинеты, путались в них. От чинных сынков аристократии теперь оставались лишь взъерошенные воробьёныши, только выпавшие из родительского гнезда. Лишь некоторые из новоприбывших показывали хоть немного самодисциплины – они посуетились нахождением кабинетов заранее, до первого учебного дня, так что теперь уже более-менее целенаправленно шли, поправляя своих сокурсников. Таких, особенно с кавалерийскими нашивками, Александр старался отметить для себя заранее и, по возможности, даже запомнить.
Первое занятие прошло даже замечательно – верховую езду он любил всей душой. Следующее было так же вполне успешным. Лекса радовало, что за лето он ничего не забыл, напротив, улучшил и отточил упражнения, на которых они закончили тот год. Занятия пролетели быстро, и наступила очередь обеденного перерыва. На него Алекс пришёл как раз вовремя, чтобы занять свою место среди третьего курса. Находился он как и всегда с угла стола, стараясь, чтобы никто ему не мешал – ни лишними разговорами, ни жестикуляцией. Ел он, собственно, как и делал всё остальное, спокойно и методично, в определённом, слышимом лишь ему, ритме. Еда в столовой была, как и всегда, очень недурной. Академия не жалела средств на хорошие продукты и хороших поваров. Конечно, то, что они готовили на ораву голодных молодых парней накладывало свой отпечаток – еда всегда была простой и сытной, без излишеств, от чего страдали особо нежные личности.
Но в этот обед спокойно поесть Рихтеру было, видимо, не суждено. Когда среди пятых курсов началась словесная перепалка, парень и внимания не обратил – младшие кадеты каждый год так распускали перед сокурсниками хвосты, выясняя, кто и какое место займёт в иерархии. Поводы всегда были разные – теперь же, особенно в условиях войны, поводом стала внешность двух кадетов, уж слишком похожих на колвенийцев, по мнению одного из ярых имперцев. Лекс может и сам колвенийцев недолюбливал, но понимал, что в Академии-то их быть не могло. Тем временем Рихтер рассматривал обоих кадетов. В том, что кадет с косой за плечами, нёс в себе большую толику крови колвенийцев, сомнения не было – и кожа была у него природно-смуглая, и черты сильно напоминали южных соседей, а вот второй чем-то смахивал на него самого в летние месяцы – темноволосый и загорелый. Разве что к имперскому псу цепляться даже и не думали – всё же вреди аристократов его фамилия была слишком на слуху, чтобы хотелось нарываться, да и сплетен ходило немало практически с самого его поступления.
Вот только словесной перепалкой всё окончиться, как и начаться, видимо, не могло. После угроз, прозвеневших в воздухе, в ход пошла каша, а затем и графин. Лекс разве что не зарычал – вроде кадеты, а вели себя просто как сущие дети, не поделившие игрушку или привлекающие внимание. Но то, что было далее, переходило просто все рамки разумного – эти щенки решили и вовсе драться в столовой. Рихтер даже уверен не был – к кому он испытывает больше негатива. Колвенийцы-колвенийцами, а вот голубоглазый блондин и вовсе позорил честь своей страны, чего стерпеть было уже нельзя. Третьекурсник встал со своего места и двинулся в центр событий, направляя на участников конфликта просто испепеляющий взгляд. Начал он, собственно, с «имперца».
- Истинный сын Империи, тебе что, так голову затуманило желание свою внешность подчеркнуть, что ты и забыл правило, по которому чужеземцы к учёбе в Академии не допускаются? Вот так вот накидываясь на своих соплеменников ты лишь унижаешь свой род, показывая, что они не смогли достойно воспитать отпрыска, что как шакал бросается на всё, что видит и начинает брехать громче. Раз ты так гордишься своей родословной, то и вёл бы себя как Имперский Аристократ, а не как портовый рабочий, кидающийся в кабаке в перепалку.
Далее следовала очередь и второй стороны конфликта: «колвенийцев», собственно.
- А раз вам так в голову бьёт южная кровь, то как же вы тут учиться собрались. – Смотрел он больше на парня с косой, так как медиумов не сильно любил, не понимая их и считая черезчур слабыми и изнеженными. – Как же ты стрелять собрался, если на упрёк в сторону своей внешности так дёргаешься. Знаешь, сколько будет желающих поддеть тебя за твоё происхождение, чтобы ты промахнулся? Учись сдерживаться, тем более, что ты такой не первый и не последний – на пятом курсе каждый жаждет выделиться за счёт другого.
Александр, всё ещё стоя между рвущимися в бой пацанами, грозно, будто рыча, сказал уже всем конфликтёрам.
- А теперь хватит позорить стены, в которых вам ещё учиться ближайшие пять лет. Сели на места и продолжаем есть молча. Без выпадов в чужие стороны. А мериться будете тем, насколько успешно сможете показать себя на экзаменах. Так и увидим, кто чего стоит.

Лекс окинул взглядом кадетов вновь, поняв, что, возможно, даже и зря вмешался – потасовка и так исчерпала себя. Мальчишки всё же, видимо, достаточно соображали головой, чтобы не устроить потасовку в столовой. Однако, разойтись молча, они уже точно не могли, после взаимных-то оскорблений. Белокурый имперец особо и не понимал, что он сделал не так – ведь колвенийцы были врагами. А вот рыженький, что совсем недавно назывался вон Дортом, опешил и вовсе. Конечно же, наехать, как на предателя, на сына доблестного вон Фаррадо, которого ставили в пример даже самому дер Рихтеру. Да, для кого-то подвиг Вильгельма был чем-то далёким, да ещё и непонятным – сейчас большая часть аристократов заботилась только о своём кошельке, стараясь удержать все деньги и всю власть в своих руках. Кто правит же – им было совершенно всё равно. Такие вызывали у Лекса презрения и раздражения куда больше, чем чужая кровь. Редко, но и среди полукровок встречались настоящие Имперцы, именно так, с большой буквы имперцы.
Ситуация разрешилась вполне себе прилично. На пощёчину рыжему третьекурсник и вовсе никак не отреагировал – тот ведь и правда её заслужил. Хотя, насколько он понял, фамилии обоих парней для него стали куда более звонкой оплеухой, судя по его ошалелому виду. А вот белокурый паренёк и вовсе проглотил оскорбление, поняв, что, по крайней мере сейчас, в разборки лезть станет самоубийством.
- Ну что, все успокоились и разошлись? Вот и славно.
Лекс развернулся и направился обратно, к своей порции. Благо, за всем этим безобразием он потерял не так много времени. Однако, фамилии всё равно ещё крутились в голове: «Вон Фаррадо я знаю точно, а вот де Эсте и вон Дорт.. Как это не странно, но мне знакомы эти фамилии. Видимо, их отец упоминал когда-то, но ничего конкретного я точно вспомнить не могу… Стоит как-нибудь приглядеться ко всем этим кадетам. В этот год набор пятикурсников явно интересный.»
Дер Рихтер доел свою порцию и направился для начала из столовой в коридор, а затем, уже стараясь нигде не тормозить, на занятия – их ещё было немало сегодня и все сложные.